зима застыла среди теней, завязла в сырой дремоте, я собираю в ладони дни, стараясь не растерять. он пишет красками на стене, мечтающей о ремонте, седое небо дрожит над ним и плачет в его тетрадь.
он дышит сухо и горячо и так теребит прическу, что завитки на его висках почти превратились в нимб. один стоит за его плечом, диктуя легко и четко, другой стоит за его плечом и вечно смеется с ним.
он тощий, с родинкой на скуле, лохматый знаток историй, боится спать, по ночам дрожит и вовсе не знаменит. он младше мира на столько лет, что даже считать не стоит, его друзья не умеют жить, пока он не позвонит.
зима - какая уж тут зима, снег выпал, но за ночь тает, январь висит на календаре - как будто бы ни при чем. а я ревную его к стихам, которые он читает, и собираю его в стихах, которые он прочел.
а я ревную - почти не сплю - к раскормленной кошке в кресле, к железной кружке, в которой он готовит зеленый чай. и если вдруг я его люблю, то разве что вдруг и если, скорее просто хожу за ним и снюсь ему по ночам.
а мне - как будто под хвост вожжой, скитаюсь и пялюсь букой, и снова встретившись с ним во сне кидаю: «а чтоб ты сдох». я ощущаю себя чужой, непройденной гласной буквой, не «а», не «и», а густой, как мед, протяжный тяжелый вздох.
и если я полюблю, то мне уж лучше бы не родиться, сижу на спальнике на полу, глазами сжигаю шкаф. он пишет красками на стене: «давай не будем сердиться», мне остается лишь подойти и ткнуться в его рукав.
он младше мира, часы стоят, дыханье мое сбивая, а я тоскую, грызу себя и книжные уголки. я не люблю его, просто я практически не бываю, пока не чувствую на плече тяжелой его руки.
а я кричу ему: «ухожу, и вряд ли меня найдешь ты, по мне рыдают мотальный холм и стены монастыря!»
а я ревную его ко мне, безбожно и безнадежно, и собираю в ладони дни, стараясь не растерять. (с)
@темы:
рифмы пера,
Аля Кудряшева